Кондратий Федорович Рылеев
Тюрьма мне в честь, не в укоризну,
За дело правое я в ней.
И мне ль стыдиться сих цепей,
Коли ношу их за Отчизну.
Кондратий Рылеев
Участие братьев Бестужевых в движении декабристов, их жизнь на каторге и ссылка в Сибирь тщательно исследованы историками. Но особый интерес представляют произведения и воспоминания старшей из сестер Бестужевых — Елены. Предлагаю читателю вновь освежить в памяти исследования, которые принесли нашей исторической науке много открытий, связанных с жизнью декабристов в Сибири. Возможно, кто-то их увидит впервые... Во всех исследованиях до сих пор остается спорным факт причастности к декабристскому движению самого младшего из этой семьи — Павла Александровича. О сибирском периоде его жизненного пути сохранились весьма скудные и противоре- чивые сведения.
История ареста Павла Бестужева, его ссылка на службу вначале в Бобруйскую крепость, а затем на Кавказ — неясна до сих пор. Дело в том, что Павел Бестужев не был членом Северного общества, не участвовал в восстании на Сенатской площади. Бесспорно, он многое знал о деятельности своих братьев в тайных обществах, о многом догадывался, часто общался с ними, хотя они всячески старались скрыть от него свои политические взгляды. Известно, что Павел полностью разделял их отношение к действительности того времени. Павел рос и воспитывался в дружной семье под влиянием своих талантливых братьев, на взгляды которых оказал большое воздействие их отец, Александр Федосеевич Бестужев (1761–1810). Это был прекрасно образованный человек, воспитатель от природы, который имел передовые взгляды на жизнь.
Павел Бестужев был еще ребенком, когда умер его отец. Все старшие члены семьи взяли на себя заботы о его воспитании и образовании. Во время восстания на Сенатской площади 1825 года Павел был слишком молод, ему было 17 лет. В это время он уже учился в артиллерийском училище в звании юнкера офицерского класса и готовил себя в офицеры конной артиллерии. Известно, что в день восстания 14 декабря воспитанники офицерского класса прислали на Сенатскую площадь свою делегацию с просьбой разрешить примкнуть к восставшим полкам, но их, естественно, отослали обратно.
Поэтому Елена Бестужева, старшая из сестер, в своих «Воспоминаниях» всех братьев относит к декабристам.
М. К. Азадовский писал об этом следующее: «...Бестужевская одаренность заметно проявилась и в Павле. Она сказалась в его избранной деятельности, в его безусловном литературном даровании.
Все братья стремились приобщить его к литературной деятельности».
Под прямым воздействием А. Бестужева Павел написал интересный очерк «Замечания на статью «Путешествие в Грузию», размещенный в московском журнале «Сын отечества» в 1838 году. Однако из корыстных соображений редактора этот очерк появился (якобы по ошибке) под именем Марлинского (в то время уже покойного). Это обстоятельство весьма огорчило П. Бестужева и отвратило его от общения с литературным миром.
По характеру Павел был прямой, открытый, доброжелательный человек. Он быстро сходился с людьми и никогда не кичился своей знаменитой фамилией. Он был хорошим товарищем, и друзья любили его.
Михаил Бестужев рассказывал в своем окружении о том, что «при суде Павел смело сказал великому князю Михаилу Павловичу: «Ваше величество! Я сознаюсь! Я кругом виноват и должен быть наказан потому, что я брат моих братьев!».
Александр и Петр Бестужевы в своих письмах после встречи с Павлом на Кавказе (а Елена — по собственному наблюдению) отмечали, что Павел пострадал только за то, что он — Бестужев.
В официальных документах о Павле Бестужеве сказано лишь то, что он был арестован за «развратное и распутное поведение». Но это не только ошибочное, но и оскорбительно провокационное обвинение! Ни в одном материале о жизни Павла Бестужева оно не подтверждается. Есть сведения о том, что Павел Бестужев «был сослан офицером на службу на Кавказ по подозрению в сочинении каких-то политических стихов».
В рассказе М. Бестужева «Очерки и ответы 1869 года» сказано: «...на следующий день, 14 числа, Великий князь Михаил во время парадного выхода обнял его (Павла), поцеловал и сказал: «Для меня ты — не брат бунтовщиков. Я тебя знаю как хорошего офицера и постараюсь забыть, что ты называешься Бестужевым».
Но это было лобзание Иуды. Несколько месяцев спустя Великий князь Михаил Павлович, пробегая по офицерским дортуарам, увидел развернутую книгу на одном из столиков возле кроватей офицеров. Он схватил книгу. То была «Полярная Звезда» Герцена. Михаил Павлович посмотрел, на какой странице она была развернута, и спросил:
— Кто здесь спит?!
— Бестужев, ваше высочество! — ответили ему.
— Арестовать его!
Так свершилась дальнейшая судьба Павла Бестужева-младшего. Далее было назначено следствие. На нем выяснилось, что «Полярную Звезду» читал не Бестужев, а его товарищ, но именно Павла удалили из офицерского корпуса. Его осудили и отправили солдатом в Бобруйскую крепость. На «суде» он вел себя смело, заявив, что готов отвечать за то, что он — Бестужев.
Что же послужило причиной такой жестокой расправы с невиновным Павлом Бестужевым? Эта тайна почти уже полтора века хранится в сейфах Следственного комитета.
Обложка журнала «Полярная звезда» Кондратия Рылеева
В 1975 году в журнале «Человек и за- кон» Н. Эйдельман опубликовал статью «Черные журналы», в которой провел анализ «Ежедневных докладных записок», со- ставленных для царя на ежедневные заседания комитета.
В них обнаружилось то, что более 160 лет было скрыто от историков и общественности России.
«...После показания Дивова о том, что свободный дух в морском кадетском корпусе мог быть поселен Бестужевым – 5-м, Николай I тут же распорядился перевести младшего брата декабристов Бестужевых юнкером в пехотный полк».
Именно эта резолюция царя на донесение Следственного комитета и решила дальнейшее будущее Павла Бестужева. Причину расправы над Павлом узнали и его братья и сестры, но, сами лишенные всех гражданских и политических прав, никак не могли за него заступиться. Только много лет спустя они смогли приоткрыть эту тайну.
Так, со слов М. Бестужева 14 июля 1869 года В. И. Семевский записал:
«Его брат Павел погиб только за то, что Михаил Павлович нашел на столике между двумя койками бестужевскую «Полярную Звезду» со стихами «Исповедь Наливайки». Но он этого не читал, а читал его товарищ, а схвачен был Бестужев».
Когда мать Бестужева написала письмо с мольбой государю о том, что это ее последний сын, тот ответил:
«Мы его накажем отечески», — и после этого Павел Бестужев угодил в солдаты. В рассказах Е. А. Бестужевой есть такое место: «На Павла Александровича донес Ярцев, а Войнаровского нашли под тюфяком. Михаил Павлович сказал:
— Могу ли я оправдаться, что я – Бестужев?
Николай Павлович поручил это дело Михаилу Павловичу. Тот через адъютанта Бибикова нас успокаивал, а сам услал Павла Александровича в Бобруйск солдатом».
Вот что рассказала М. Ф. Каменская об обстоятельствах ареста в своих воспоминаниях: «...Узнав об аресте неразумного юноши, император приказал привести его к себе и спросил:
— Скажи мне на милость, за что ты-то меня возненавидел? Что я мог тебе тако- го сделать, что ты, почти мальчик, с сумасбродными идеями вместе восстаешь против меня? Ведь ты распускаешь про меня разные небылицы и договорился уже до того, что навлек на себя подозрение. Опомнись! Ведь ты губишь себя! Мне жаль твоей молодости, мне жаль твоей несчастной матери. Я не хочу твоей гибели! Дай мне только честное благородное слово, что ты исправишься, отбросишь все навеянные на тебя бредни, и я пощажу тебя!»
— Не могу, государь! — сумрачно ответил молодой человек.
— Как не можешь? Чего ты не можешь?! — строго спросил Николай Павлович.
— Не могу дать честного слова, что не буду говорить против Вашего величества. Я убежден в том, что я говорил одну правду, и если завтра меня спросят, то я повторю то же самое, что говорил третьего дня, — сказал юноша.
— В таком случае мне и разговаривать с тобой не о чем. Поезжай, проветрись на Кавказ, послужи солдатом. Ты еще молод, может, и выслужишься».
В этом литературном этюде М. Ф. Каменская ссылается в «Воспоминаниях» на самого Павла, правда, все это преподнесено в литературно-художественной форме. А был ли он именно таким на самом деле и о чем говорил, мы не знаем в точности. В воспоминаниях братьев Бестужевых такого эпизода никто не упоминает. А что же было в действительности в дальнейшей судьбе Павла Бестужева?
По воспоминаниям современников, Павел Бестужев в 1839 году вышел в отставку и уехал в Москву.
Таким образом, встреча Каменской с Павлом сомнительна.
Из истории доподлинно известно, что Павел Бестужев был сослан в Бобруйскую крепость. Это обстоятельство подтвердила в воспоминаниях его сестра Елена Бестужева. Отличаясь общительностью и мягким характером, Павел сумел поладить с комендантом крепости. Между ними установились хорошие отношения. Через год Павел был переведен на Кавказ в 13-ю артиллерийскую бригаду, часть которой стояла в крепости Сухум-Кале. В этом сыром и малярийном месте П. Бестужев «получил малярийную лихорадку, ускорившую его смерть».
По другим сведениям, Павел в Бобруйской крепости пробыл один месяц и в ноябре 1826 года был переведен на Кавказ.
«...Павел не был разжалован, он был только переведен в гарнизонную артиллерию в Сухум-Кале тем же чином — юнкер».
В 1827 году артиллерийская бригада прибывает в Восточную Армению, в ее составе Павел Бестужев участвовал в ряде сражений осенью того же года. В августе 1828 года он вместе с братом Петром штурмовал Ахалцих. Начавшаяся русско-турецкая война 1828–1829 годов «помогла» братьям встретиться. Об этом сообщал своим родным в письме от 25 января 1829 года брат Александр:
«...В Ахалцихе они оба сражались, как должно русским людям. Павел командовал в двух брешах последова- тельно четырьмя отбитыми орудиями».
В связи с этими сведениями М. Семевский написал: «...Добрый отзыв Александра Бестужева о брате его Павле чужд малейшего следа братского пристрастия. В подтверждение полной справедливости его можно сослаться на свидетельство участника кавказских войн барона Ф. Ф. Ториау».
В феврале 1829 года Павел Бестужев был переведен в 21-ю артиллерийскую бригаду и вместе с ней летом того же года участвовал в походе на Эрзеум. После окончания русско-турецкой войны в 1830–1833 годах он участвовал в экспедиции против горцев. За храбрость, проявленную в военных действиях на Кавказе, Павел Бестужев получил ряд орденов и был произведен в офицеры.
В 1833 году Павел Бестужев в Дербенте встретился со своим братом Александром. Некоторое время они жили вместе. В это время Александр Бестужев писал: «...Брат Павел гостил у меня. Какой умный, благородный юноша из него вышел! Все офицеры, видевшие его в делах, говорят, что он человек необыкновенной храбрости и хладнокровия. Начальство знает его как отличного артиллериста. Он исколесил Кавказ во всех направлениях, дрался везде и всегда на самых опасных местах».
Все письма Александра добрые, внимательные. В них сквозит тревога и беспокойство старшего брата о самом младшем и любимом члене семьи.
В последнем письме из Тифлиса 23 февраля 1837 года Александр сообщал: «Я был глубоко потрясен трагической гибелью А. Пушкина, дорогой Павел. Я не сомкнул глаз всю ночь, а утром уже был на дороге, которая ведет к монастырю святого Давида. Я позвал священника и приказал ему отслужить панихиду на могиле Грибоедова, могиле поэта, попираемого невежественными ногами. Она даже без надгробного камня и без надписи! Я горько плакал тогда, плачу я и сейчас... Я еще немного побуду в Тифлисе. Погода великолепная, город замечательный, но я печален. Да будет вам лучше, чем мне, где вы сейчас находитесь».
Павел Бестужев
Сохранилось некое «духовное завещание» А. А. Бестужева 1837 года: «...Если меня убьют, прошу бумаги и прочие мои вещи отослать моему брату в Петербург. Прошу благословения у матери, целую родных, всем добрым людям привет. Александр Бестужев».
И еще:
«Любезные братья! — писал 5 июля 1837 года Павел Бестужев из Петербурга своим братьям в Петровский Завод. — Не стану долее скрывать от вас горькой для вас всех новости: брат Александр убит. Я не знаю ничего подробного об этой смерти, кроме того, что, по донесению, при высадке на мыс Адлер в числе убитых показан прапорщик 10-го линейного батальона Бестужев. Когда я получу известие о подробностях его смерти, я вас уведомлю. Я располагаю сам ехать в деревню сообщить об этом бедной матушке».
29 августа это сообщение пришло в Петровский Завод. По отзыву М. Бестужева, «смерть брата Александра произвела не только на нас, но и на всех наших товарищей какое-то потрясающее действие».
Сохранилось для истории несколько писем к Павлу от старшего брата Николая. Все они были отправлены из Сибири. В одном из ранних писем, написанном рукой Марии Казимировны Юшневской, Николай Бестужев сообщал брату Павлу 21 февраля 1836 года о том, что удовлетворен его намерением вступить в гражданскую службу, рекомендует отпустить крестьян на волю и завести кирпичный завод.
В письме от 9 января 1839 года Николай пишет: «Если бы видел нас в работе, то содрогнулся бы аристократической дрожью, смотря на наши фартуки и замаранные руки. Надо вполне готовиться быть фермером и если не захочешь разорения, то уметь все делать самому; а мы с братом, кроме нужного, можем сделать и прихотливое, и это почти ничего не будет стоить, как сделанное дома своими руками. Нужда учит калачи печь».
Тяжелая армейская служба, постоянные походы, сражения и лишения окончательно расстроили здоровье Павла Бестужева: лихорадка, болезнь печени и желудка. Получив очередной офицерский чин поручика, он в 1835 году вышел в отставку и уехал в Петербург. Как рассказывает в своих воспоминаниях М. Бестужев, великий князь, узнав о приезде Павла в столицу, «почувствовал, вероятно, некое угрызение совести и предложил брату, через Ростовцева, должность старшего адъютанта при главном управлении военно-учебных заведений. Брат принял это предложение».
В то же время Павел Бестужев стал редактором «Журнала для чтения воспитанников военно-учебных заведений». Прослужив в Петербурге три года, П. Бестужев из-за плохого здоровья в 1839 году снова вышел в отставку и уехал в Москву, а затем во Владимирскую губернию.
Владимирский период жизни Павла Бестужева, как и многое другое из его биографии, далеко еще не восстановлен. Отдельные детали и факты его жизни обнаруживаются в воспоминаниях Елены и Михаила Бестужевых. Так, Михаил сообщает о том, что Павел в Москве женился «на богатой наследнице, единственной дочери владимирского помещика Евграфа Васильевича Трегубова, старосветского русского барина с замашками аристократа, и проявляет талант рифмоплета». Этот брак Елена Бестужева называла плохим.
Михаил Бестужев писал, что «...к его кавказским гостинцам прибавились тяжелые труды по устройству расстроенного имения. Он заболел и вскоре умер через шесть недель после смерти матушки 27 октября 1846 года, схоронив до своей кончины единственного своего сына Александра».
В своих «Воспоминаниях» Михаил Бестужев не указал место смерти и захоронения Павла. Это привело к последующим ошибкам. Видимо, в силу этих обстоятельств и учитывая, что мать Бестужевых, Прасковья Михайловна, похоронена в Москве, М. К. Азадовский в своем именном указателе к «Воспоминаниям Бестужевых» называет местом захоронения Павла Москву. Однако в «Русском провинциальном некрологе» (М. 1914. Т. 1) сообщается, что Павел Бестужев умер и похоронен в селе Гончарово Суздальского уезда Владимирской губернии.
В 1886 году в No 9 журнала «Русская старина» была напечатана небольшая статья бывшего артиллерийского офицера, жившего в то время во Владимире, В. Шумилова «Павел Александрович Бестужев». Она была написана в связи с тем, что в изданной редакцией «Русской старины» книге «Русские деятели» в биографии М. А. Бестужева указано, будто Павел Александрович Бестужев «умер в сумасшествии».
В. Шумилов опровергает это утверждение и уточняет, что оно относится не к Павлу, а к его брату Петру. Редакция признала поправку В. Шумилова «совершенно точной».
Дело в том, что Шумилов лично знал Павла Бестужева, познакомившись с ним в 1843 году, когда прибыл в 16-ю артиллерийскую бригаду. Она стояла в Гавриловском посаде Суздальского уезда Владимирской губернии, в 5-6 верстах от которого находилось село Гончарово, где в это время уже жил Павел Александрович Бестужев. С Бестужевым были знакомы все офицеры этой батареи.
В. Шумилов дает весьма высокую оценку личным качествам Павла Бестужева. Он пишет: «Я по приезде тоже познакомился с ним. Это знакомство нам, молодым людям, было самое приятное: хозяин — бывший артиллерийский офицер — был человек любезный, весьма умный, отличный рассказчик. У него была прекрасная библиотека русская и французская, множество исторических книг, которых мы без знакомства с П. А. не имели бы возможности прочесть. От него мы пользовались всеми моими тогдашними русскими журналами и выходившими книгами по всем отраслям знаний и беллетристики. Куда затем девалась эта громадная библиотека — мне неизвестно.
Павел Александрович в то время, когда я его знал, был человек больной, очень редко выезжал из дому и только исключительно в Гаврилов посад к кому-либо из нас, офицеров. Мы его очень любили. Тяжкая болезнь была у него — рак в желудке. Умер он от вышеуказанной болезни. Мы все были на его похоронах».
Жена Бестужева вскоре после его смерти вторично вышла замуж — за артиллерийского офицера Мыльникова, имела от него двоих детей, но прожила недолго.
М. Ю. Барановская в книге «Декабрист Николай Бестужев» писала о том, что «во Владимирской губернии жене Павла Бестужева принадлежало село Гончарово. В течение почти двух лет 1844–1845 годах мать Бестужевых, Прасковья Михайловна, и сестры Елена, Мария и Ольга жили в этом селе. Здесь в эти годы жил и Павел, и вся их большая семья собиралась вместе».
Это происходило, когда братья Н. и М. Бестужевы отбывали срок наказания и жили на поселении в деревушке Селенгинск Иркутской губернии.
В это время Прасковья Михайловна и сестры начали ходатайствовать о своем переезде к сыновьям и братьям в Селенгинск. Уверенные в своем успехе и благоприятном исходе дела по поданному прошению, они продали свое небольшое имение в Сольцах (деревня в Новоладожском уезде Новгородской губернии), освободили всех крестьян, наделив их землей, и стали ждать разрешения на выезд.
Деньги, полученные от продажи дома, они выслали в Селенгинск для того, чтобы Николай, а он был практичный человек, успел к их приезду закончить постройку дома и расширить свое хозяйство.
Прасковья Михайловна по требованию III Отделения подписала бумагу, в которой она и ее дочери принимали на себя все ограничения, распространявшиеся на родственников государственных преступников.
Распростившись с петербургскими друзьями и знакомыми, женщины уехали в Москву, где временно остановились перед дорогой у старого друга их семьи И. И. Свиязева. В это время он был старшим архитектором по строительству храма Христа Спасителя в Москве.
Все уже было готово к отъезду, вещи связаны и запакованы в баулы и корзины, наняты лошади. Но...
новый жандарм А. Ф. Орлов сообщил, о том, что «просьбу Прасковьи Михайловны всеподданнейше повергал на воззрение государя императора, но его величество, по некоторым причинам для собственной вашей пользы, не изволил изъявить высочайшего согласия на означенное ваше ходатайство».
Вот тогда-то Прасковья Михайловна вместе с дочерьми была вынуждена уехать в имение жены сына Павла в село Гончарово. В Сибири Николай и Михаил выхлопотали разрешение у генерал-губернатора Восточной Сибири В. Я. Рупперта выехать в Иркутск, чтобы встретить мать и сестер.
Возмущенный произволом и стремясь как-то утешить свою мать, М. Бестужев в письме к брату Павлу в Гончарово 18 янва- ря 1845 года написал: «Как это случилось?! Как могло случиться, когда вы уже имели официальное разрешение — мы никак понять не можем! Грустное утешение матери: видеть детей своих в заключении вы купли дорого, купили ценой своей свободы, отказавшись остаться навечно в заключении, в общей нашей тюрьме — Сибири. Неужели еще за это вы должны поплатиться совершенным разорением? Нет, любезная матушка, это произошло, вероятно, от ка какого-либо недоразумения. Пишите прямо к царю, представьте ему ваше бедственное положение, и он не оставит страдать безвинно. А до того времени, когда этот луч отрады блеснет вам, — мужайтесь».
Увы, опричники из III Отделения даже не переслали письмо адресатам, так оно и осталось в делах канцелярии навечно пылиться на полках с бумагами!
Новый бессмысленный запрет царя, дикий произвол нанесли тяжелый удар братьям и Прасковье Михайловне. Она не перенесла его и в 1846 году умерла. Ее похоронили на Ваганьковском кладбище в Москве.
Только в июле 1847 года сестры Елена, Ольга и Мария, наконец, получили разрешение выехать в Селенгинск. В августе они встретились с братьями. Эта встреча состоялась почти через 12 лет, когда уже не было ни матери, ни Александра, ни Петра, ни Павла!
ОТ АВТОРА:
Резюмируя и заканчивая эту невероятно трагическую и великую историю, хотелось бы сказать современникам и потомкам России: Помните этих людей, гордитесь их несгибаемым духом и великими делами, кои они совершили для нашей малой и большой Родины! Вечный им почет и уважение! Помните свою историю, изучайте историю Сибири, помните и гордитесь тем, что вы — потомки этих необыкновенных людей!
Литература:
1. Барановская М. Ю. Декабрист Николай Бестужев. М., 1954 г.
2. Бестужев М. «Очерки и ответы 1869 года».
3. Бестужев Н. А. Статьи и письма. Воспоминания Бестужевых. М., 1933. С. 253.
4. Бестужев-Марлинский А. А. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. С. 674-675.
5. Воспоминания Бестужевых. — М.; Л. 1951 г. С. 59, 410, 734, 840.
6. Декабристы и Сибирь. Иркутск:
Вост-Сиб. кн. изд-во. 1981 г. Вып. 2. 7. Нерсисян М. Г. Декабристы в Армении. Ереван. 1975 г. С. 80.
8. Нерсисян М. Г. Воспоминания декабриста. Декабрист Гангеблов. В кн. Декабристы в Армении. Ереван. 1975 г. С. 202.
9. Русский вестник. 1869 г., апрель. С. 174.
10. Русский вестник». 1870 г., июль. С. 48.
11. Эйдельман Н. Я. Черные журналы. — Человек и закон, 1975 г. No 12, с. 107.